Время, пространство, хронотоп в социальном и гуманитарном знании. Категории время, пространство, хронотоп в социальном и гуманитарном познании и знании

Время - характеристика изменчивости. Пространство - характеристика устойчивости. Движение - единство устойчивости и изменчивости.

Из концепции времени Канта следуют две идеи, важные для выяснения как форм присутствия времени в познании, с одной стороны, так и способов познания самого времени -- с другой. 1. это идея об априорности (до опыта) времени как необходимом представлении, лежащем в основе всего познания как его «общее условие возможности». Оно представлено аксиомами, главными из которых являются следующие: время имеет только одно измерение; различные времена существуют не вместе, а последовательно.

Признавая, что кантовская идея априорности времени имеет фунд-ное значение для философии познания в целом, независимо даже от трактовки самого происхождения априорности, будем исходить из того, что априорность представлений о времени укоренена в культуре, в материальной и духовной деятельности человека. Однако известно, что каждое новое поколение обретает представления о времени не только как следствие собственной деятельности и опыта (после опыта), но и как наследование готовых форм и образцов, т.е. уже имеющихся в культуре представлений о времени.

2. это видение его как «формы внутреннего чувства, т.е. созерцания нас самих и нашего внутреннего состояния», как «непосредственного условия внутренних явлений (нашей души)», определяющего отношение представлений в нашем внутреннем состоянии. Кант ставит проблему «субъективного» времени, понимая, что, в отличие от физического, это собственно человеческое время -- длительность наших внутренних состояний. Имеется в виду не биофизическая характеристика процессов психики и не субъективное переживание физического времени (например, один и тот же интервал переживается по-разному в зависимости от состояния сознания и эмоционального настроя), а время «внутренних явлений нашей души.

Французский мыслитель А. Бергсон разработал концепцию времени как длительности, время предстает неделимым и целостным, предполагает проникновение прошлого и настоящего, творчество (творение) новых форм, их развитие.

Для понимания природы времени в познании и способов его описания особую значимость имеют опыт и идеи герменевтики. Время осмысливается здесь в различных формах: как темпоральность жизни, как роль временной дистанции между автором (текстом) и интерпретатором, как параметр «исторического разума», элемент биографического метода, компонент традиции и обновляющихся смыслов, образцов. Время становится внутренней характеристикой жизни субъекта. Время рассматривается как особого рода категория духовного мира, обладающая объективной ценностью, необходимая для того, чтобы показать реальность постигаемого в переживании. Собственно герменевтическое видение проблемы отстояния во времени состоит в том, что дистанция позволяет проявиться подлинному смыслу события.

М.М. Бахтин переосмысливая категории пространства и времени в гуманитарном контексте, ввел понятие хронотопа как конкретного единства пространственно-временных характеристик для конкретной ситуации. Бахтин оставил своего рода модель анализа темпоральных и пространственных отношений и способов их «введения» в художественные и литературоведческие тексты. Взяв термин «хронотоп» из естественно-научных текстов А.А. Ухтомского, Бахтин не ограничился натуралистическим представлением о хронотопе как физическом единстве, целостности времени и пространства, в «художественном хронотопе» происходит «пересечение рядов и слияние примет» -- «время здесь сгущается, уплотняется, становится художественно-зримым; пространство же интенсифицируется, втягивается в движение времени, сюжета, истории. Приметы времени раскрываются в пространстве, и пространство осмысливается и измеряется временем».

Время и Пространство основные формы существования материи. Философию, прежде всего, интересует вопрос об отношении времени и пространства к материи, т.е. являются ли время и пространство реальными или это чистые абстракции, существующие только в сознании.

Движение материи существует в пространстве и времени – это предельно широкие сущности, которые до сих пор не имеют определения.

Пространство – вместилище тел –обозначалась объективная протяженность форм, тел, вещей и их упорядоченность в человеческом ощущении.

Время – вместилище событий, либо гармонизирующее ряды ощущений, либо объективно присущая всем вещам деятельность.

Пространство и время раскрывают содержание философских рассуждений в историческом, научно-теоретическом или практическом плане.

Таким образом, и пространство и время – это не субстанции. Они характеризуют сущность отношений.

Сущность пространства – совокупность отношений, выражающих координацию сосуществования объектов.

Сущность времени - совокупность отношений, выражающих координацию сменяющих друг друга явлений.

И пространство, и время существуют в объективной реальности.

Свойства пространства и времени: объективность, независимость от сознания, восприятие и измерение.

Философы-идеалисты отрицают зависимость время и пространства от материи и рассудка. Их рассматривали то как формы индивидуального сознания (Беркли,Юм), то как априорные формы чувственного созерцания (Кант полагал, что время – это априорная, доопытная форма созерцания, присущая рассудку во всякой деятельности человека. В движущихся системах время течет медленнее (теория относительности). С другой точки зрения время течет медленнее там, где больше поле тяготения масс. Современное естествознание настаивает на трехмерном пространстве и одномерном времени. В теории относительности 4-х мерное время имеет одно измерение и течет от прошлого к будущему, доказывается это путем необратимости причинно-следственных связей), то как категории абсолютного духа (Гегель).

Материализм подчеркивает объективный характер время и пространства в том, что время и пространство неотделимы от материи, проявляется их универсальность и всеобщность. Пространство выражает порядок расположения одновременно существующих объектов, в той же последовательности существования сменяющих друг друга явлений.

Время необратимо, т.е. всякий материальный процесс развивается в одном направлении – от прошлого к будущему.

Демокрит полагал что есть пустота – время и вместилище – пространство. Эти взгляды поддерживал Ньютон.

Диамат признает не просто внешнюю связь время и пространства с движущейся материей, а считает, что движения является сущностью время и пространство и что, следовательно, материя, движение, время и пространство неотъемлемы друг от друга. Эта идея получила подтверждение в современной физике. Она отбросила старые представления о пространстве как пустом вместилище тел, и о времени как едином для всей бесконечной вселенной. Главный вывод Эйнштейна как раз состоит в установлении того, что время и пространство существуют не сами по себе, в отрыве от материи, а находятся в такой универсальной взаимосвязи, в которой они теряют самостоятельность и выступают как стороны единого и многообразного целого.

Специальная. В ней были объединены понятия движение, пространство и время. Они как свойства материальных объектов меняются от скорости их движения, как и масса, которая возникает со скоростью движения. Появляются понятия масса покоя и масса движения. П и в меняются в завис-и от скорости движения; ритм времени сокращаетя и линейные размеры тела сокращаются. Следовательно не существует единой системы координат и было введено понятие – пространственно-временной интервал – это величина которая не меняется при переходе от одной системы отсчета к другой. Этот интервал позволяет изменяться пространству и времени в разных направлениях, что позволяет ему оставаться постоянным.

Общая теория относительности связала в едино понятия тяготеющей массы, пространства и времени. Ритм времени замедляется. Пространство искривляется под действием поля тяготения. Наблюдения во время солнечных затмений показали что пространство искривляется. Из этого были сделаны следствия на основе геометрии Лобачевского (отрицательная кривизна) и Римана (положительная кривизна), что при положительном искривлении пространства вселенная замкнута, а при отрицательном вселенная бесконечна.

Общая теория относительности доказала, что течение времени и протяженность тел, зависят от скорости движения этих тел и что структура или свойства четырехмерного континуума (пространство-время) изменяются в зависимости от скопления масс вещества и порождаемого им поля тяготения. В создании современной теории время и пространства большую роль сыграли идеи Лобачевского, Гаусса. Открытие неевклидовой геометрии опровергло кантовское учение о времени и пространстве как внеопытных формах чувственного восприятия.

Исследования Бутлерова обнаружили зависимость пространственных свойств от физической природы материальных тел, обусловленность физико-химических свойств материи расположением атомов. Изменчивость представлений о времени и пространстве используют идеалисты для отрицания объективной реальности.

Единство мира заключается в его материальности, в том, что все явления и предметы в мире представляют собой движение материи. В мире нет ничего, что не было бы конкретной формой материи, ее свойством или проявлением свойств и взаимосвязей. Единство мира находит свое выражение в субстанциальности материи как субстрата различных свойств и форм движения, ее несотворимости и неуничтожимости, всеобщности в ее вечности во времени и бесконечности в пространстве. Единство мира проявляется во всеобщей связи явлений и предметов, в наличии у всех видов материи таких универсальных атрибутов как д, пространство, время, способность к саморазвитию и др.

Хроното́п (от др.-греч. χρόνος , «время» и τόπος , «место») - «закономерная связь пространственно-временных координат» . Термин, введённый А.А. Ухтомским в контексте его физиологических исследований, и затем (по почину М. М. Бахтина ) перешедший в гуманитарную сферу. «Ухтомский исходил из того, что гетерохрония есть условие возможной гармонии: увязка во времени, в скоростях, в ритмах действия, а значит и в сроках выполнения отдельных элементов, образует из пространственно разделенных групп функционально определенный "центр"»

Андрей Шабага

Для начала мы выскажем следующее утверждение: на ход социального развития вообще и идентичность исторического субъекта в частности влияют, прежде всего, социальные характеристики пространства и времени. Из утверждения следует, что мы собираемся рассматривать не столько физические характеристики изменений времени и пространства, в котором развивается то или иное общество, сколько особенности включённости социума в тот или иной социальный хронотоп. То есть в совокупность социального пространства-времени, воспринимаемого как единый феномен. Ибо социальное пространство порождает социальное время, которое, в свою очередь, проявляет себя через социальное пространство.

Поэтому, с нашей точки зрения, в корректном описании идентичности всякого исторического субъекта наряду с социальным пространством, должны быть указаны и его темпоральные характеристики. При этом под различными фазами социального времени-пространства мы подразумеваем качественно отличающиеся друг от друга состояния социального пространства. Из чего следует, что социальное время представляет собой способ измерения изменений социального пространства . Поэтому к социальным хронотопам могут быть отнесены такие известные всем феномены, как урбанизация, христианство, колониализм, постиндустриализация, а также коммунизм, неофеодализм и т.п. Из этого следует, что социальное время-пространство может иметь как умозрительный (предлагаемый социальный хронотоп ), так и воплощаемый характер (реализуемый социальный хронотоп ). Заметим также, что практически все социальные хронотопы , будучи по своей природе связаны с изменениями общественной мысли и общественных отношений, были так или иначе предложены обществу. Но далеко не все из них были выбраны. На это существовали разные причины: и неприятие обществом, и неготовность, и невозможность принятия по причине внешней зависимости и т.д.

Отметим также, что изменения, порождённые социальным хронотопом, могут происходить сразу же (синхронно) или иметь отложенный вид. Приведём примеры для обоих случаев. Первый проиллюстрируем в связи с резкими пространственными изменениями в Москве, произошедшими в результате выбора, сделанного Петром. Этот выбор привёл к тому, что была предпринята попытка насильно навязать русскому обществу конца XVII - начала XVIII века взятый в качестве образца, западноевропейский (голландский) хронотоп. Одним из ближайших следствий этой попытки стало резкое изменение облика Москвы. Разумеется, Москва не приобрела ни облика, ни статуса западноевропейского исторического субъекта (поскольку этот образец был обязателен лишь для дворян и служилых людей). Но, тем не менее, за короткий период правительственные учреждения, а вслед за ними и дворцы с усадьбами, за которыми последовали и жилища простого люда, переместились из центра города на север. В Немецкой слободе и прилегающей к ней местности были выстроены здания Сената, царской резиденции и т.д. Излишне говорить, что архитектура этих сооружений и планировка местности резко отличались от кремлёвского образца.

Даже в настоящее время к северу от Кремля сосредоточена основная масса дворцов как правительственного, так и частного назначения. Эти здания до сих пор, даже потеряв прежний статус, определяют особенности развития города. Они продолжают задавать тон в организации «идеального» пространства с его упорядоченной архитектурной планировкой, парками, включающими в себя отрегулированные водные бассейны и т.п., то есть всего того, что было в крайне малой степени присуще допетровскому способу организации пространства.

Приведём другой пример. Мы знаем, что главной улицей в современной Москве является Тверская. Но она была главной не всегда. Тверская, как свидетельствуют источники, возникла в XV веке на месте проселочной дороги из Москвы в Тверь. В это время Тверь была крупнейшим из городов, расположенных сравнительно недалеко от Москвы. Однако знание нюансов подобного рода еще не дает нам ответ на вопрос, почему главной стала именно она, а не часть бывшей дороги на другой крупный город - Дмитров, превратившаяся примерно в это же время в улицу Дмитровку (сейчас - улица Большая Дмитровка, расположенная неподалеку от Тверской). Поэтому продолжим наши изыскания. Заглянув в литературу, относящуюся к XVIII веку, мы найдем сообщение о том, что в результате переноса столицы России из Москвы в Петербург эта улица получила особый статус: по ней проезжали русские цари для коронации в Кремле и ею же возвращались обратно в Петербург. И хотя последняя коронация была в России более ста лет назад общественная структура улицы сложилась настолько прочно, что даже после неоднократной смены политических режимов за Тверской сохранились не только те социальные функции, что были присущи ей прежде, но и добавились новые.

Помимо дома московского градоначальника (нынешняя мэрия), на Тверской появились новые министерства и управления - то есть возросло ее значение, как управленческого центра. Помимо старых, всем известных московских магазинов (Елисеевский гастроном, Филипповская булочная) появились новые, были реконструированы и расширены старые гостиницы («Националь», «Центральная» и др.). Это увеличило значение Тверской, как торгового и туристического центра. Перевод Государственной Думы на угол Тверской повысило статус улицы до уровня одного из политических центров общества. Таким образом, мы видим, как социальное время-пространство создаёт предпосылки для изменения городского пространства и даёт импульс развитию многообразных социальных связей этой части Москвы.

Приведём ещё несколько примеров. Возьмём для начала послереволюционный Париж. Одним из внешних проявлений социальных изменений, вызванных Великой революцией, была его пространственная реконструкция. Но если Бастилия была снесена в самом начале революционных событий (на её месте появилась площадь), то для появления многочисленных проспектов и бульваров, возникших на месте бывших крепостных валов, частных владений и монастырей, понадобилось около ста лет. Они связали разные части города, что напрямую отвечало потребностям победивших страт (буржуазии, торговцев, ремесленников, рабочих). В результате Париж окончательно утратил следы феодального устройства, соответствовавшего прежнему времени и пространственному способу организации общества. Похожие попытки подогнать физическое пространство под ментальные пространственные конструкты были свойственны и более поздним социальным радикалам. В Советской России на смену частным владениям пришли коммунальные дома, которые преобразовывали среду городов и зданий в пространство, соответствующее концепции взаимной помощи и поддержки.

В фашистской Италии была предпринята попытка преобразовать социальную среду, исходя из совмещения классических представлений об организации пространства с функционализмом первых десятилетий ХХ века. В столице страны Муссолини, пытаясь воодушевить римлян на распространение итальянского владычества на средиземноморском пространстве (некогда входившего в состав империи), приказал снести сотни строений, чтобы открыть доступ к форумам эпохи Древнего Рима. Имея в виду древнеримский способ освоения пространства, Муссолини давал задания своим градостроителям относительно строительства городов с принципиально новой организацией пространства и модернизации старых городов за счёт новых функциональных построек.

На этом основании мы можем дать ещё одно определение социального хронотопа . Он представляется нам, как мыслимое, идеальное время-пространство, которое в случае его принятия обществом, может быть реализовано в физическом пространстве. В некоторых случаях это пространство может быть принято обществом, но не иметь своего физического воплощения, т.е. проявлять себя в виде социального фантома, или, используя терминологию Аквината, существовать до своего видимого проявления - ante rem . Это ментальное пространство в том смысле, что, во-первых, оно порождено умом и существует в умах людей, а, во-вторых, потому, что структура этой ментальности имеет пространственную организацию. Под пространственной организацией мы понимаем то, что ментальная структура состоит из элементов, связи между которыми предопределяют объём, как в случае представления структуры в виде образа, так и в случае воплощения этой структуры в реальном пространстве.

Можно отметить ещё одну особенность социального хронотопа: он представляет собой концептуальное пространство. Это пространство концептуально в том смысле, что его структура парадигмальна, то есть, представлена в виде некоего образца, следуя которому можно изменить «действительное» пространство (как физическое, так и социальное). В результате воздействия концептуального пространства, физическое приобретает такую форму, в которой всё становится сообразно и соразмерно человеку. В частности это находит своё проявление в особом виде времени. В.И.Вернадский в этой связи высказывал предположение, что ноосфера, будучи продуктом «переработки научной мысли социального человечества» представляет собой особый пространственно-временной континуум, в котором время проявляется не в качестве четвёртой координаты, а в виде смены поколений.

Пространственная организация ментального хронотопа связана, на наш взгляд, со свойством человеческого мышления оперировать в своей деятельности пространственными образами. Ибо линии, схемы и абстрактные понятия, используемые человеком для описания тех или иных явлений и процессов, являются для него лишь языком, то есть средством передачи тех или иных качеств объёмного мира. Этот язык (как естественный, так и искусственный) был призван описывать пространство и все явления в нём проистекающие. В силу этого всякая попытка вытеснения из языка пространственных характеристик связана со значительными условностями. Возьмём в качестве примера рассуждения Платона. Большинство его идей в неявной форме обладают пространственными характеристиками (например, идея корабля, в которой уже заложен принцип длины, ширины и высоты). Что касается других - например, идеи прекрасного, добродетели или свободы - о которых так любил рассуждать платоновский Сократ, - то они также немыслимы вне пространства или, точнее, социального пространства. Коротко говоря, пространственное мышление было свойственно всем социальным мыслителям, как древним, так и современным.

Благодаря этому мы не только понимаем, но и представляем утопические общества Платона (которые он изобразил в повествовании об Атлантиде и в диалоге о государстве), Т.Мора и их многочисленных последователей. Одни из них предпочитали населять своими конструктами южные острова, другие - отдалённые земли, а в последние двести лет стали создавать образцы идеальных обществ на других планетах (да что говорить об островах и планетах, если даже рай и ад, согласно ряду христианских концепций, имеют свою топографию). Подобные творения обычно относят к социально-философской литературе, определяя их, как утопические (т.е. описывающие несуществующее место). Подобное название, которое после «Утопии» Т.Мора стало определять целый жанр, служило указанием того, что речь идёт только о концептуальном, а не о реальном пространстве.

Но пренебрегать значением подобных концептуальных пространств, которые обладают парадигмальным потенциалом для преобразования, тоже было бы весьма опрометчиво. Ибо, если они и не всегда обладают прямым воздействием на выбор образца, с которым большинство общества хотело бы так или иначе идентифицироваться, то косвенное воздействие (подчас в весьма отдалённой перспективе) на поиск желаемого социального пространства вряд ли стоит кому-либо доказывать.

Но, разумеется, поиски новой концептуально-пространственной идентичности были свойственны не только социальным мыслителям; это было и есть повсеместное явление. Объяснение сего феномена заключается в том, что, во-первых, представления о необходимости изменения социального ландшафта нередко зарождались даже в низах (о чём свидетельствуют многочисленные бунты и восстания бедноты в разных странах). А, во-вторых, в произведениях признанных и влиятельных философов наиболее значимые и востребованные феномены (такие как свобода, права личности и др.) были подчас настолько лапидарно описаны, что создавалось впечатление о преднамеренном отсутствии точного определения. Рассмотрим это утверждение на примере понятия «свобода», которое было ключевым для значительной части французов XVIII в, не представлявших без неё грядущего переустройства социального пространства Франции.

При этом французы (мы имеем в виду, прежде всего, т.н. третье сословие) в конце XVIII в боролись не за какие-то абстрактные идеи свободы и равенства. Думать так - значит сильно недооценивать их умственные способности. Они прекрасно понимали, что эти идеи лишь упрощённо выражают то, что они достаточно ясно представляли себе в виде вполне житейских ценностей, воплощённых во временно-пространственных координатах. И представляли подчас весьма отлично от того, как их изображали признанные идеологи того времени (такие как Вольтер, энциклопедисты, Руссо). Что, кстати говоря, вполне соответствовало представлениям одного из них (Гельвеция), заметившего, что от несчастных нельзя требовать совершенства. К тому же идеологи, ориентируясь на свои концептуальные пространства, призывали по существу к разным свободам. Вольтера вполне устраивало пространство современной ему Франции, которое нужно было лишь иначе обустроить (кстати, под надзором королевской власти). А вот Руссо утверждал, что настоящая свобода была возможна лишь на лоне природы, в пространстве, лишённом почти всяких признаков культуры, ибо немыслимое без частной собственности культурное пространство, равно как и породившее его гражданское общество, являются величайшим злом человечества.

Всё это привело к тому, что идеи просветителей были приспособлены под насущные проблемы наиболее радикальных представителей третьего сословия, проповедовавших беспощадную войну против аристократов. Понятие свободы (как, впрочем, равенства и братства) было настолько искажено, что проявлялось в чуть ли не вседозволенности народных масс, руководимых «друзьями народа». Ближайшим следствием этого явилась социальная агрессия. Вначале она была обращена во внутрь общества (что привело к неслыханному ранее во Франции террору), а затем перенаправлена вовне (в этом случае объектом террора стали все европейские государства). В результате социальное пространство и время Франции, а затем и обществ Западной и Центральной (жертв французской агрессии) изменилось почти до неузнаваемости. А это, в свою очередь, не могло не сказаться на идентификационных изменениях.

Французы уже никогда не расставались с самоощущением личной свободы. В остальных западноевропейских странах, под влиянием занесённых французами идей о примате нации, постепенно происходила смена феодальной (т.е. узкосословной) идентичности их сообществ и наметился явный крен в сторону движения к образованию национальных государств. Иными словами изменение социального хронотопа с необходимостью влечёт за собой и изменения идентичности исторического субъекта .

Подробнее: Шабага А.В. Исторический субъект в поисках своего Я. - М.: РУДН, 2009. - 524 с.

Интерес к теме социального пространства и вре­мени связан с культурно-феноменологическими контекстами и продиктован актуальностью этих проблем в современном рос­сийском обществе. В течение последних 20 лет российская куль­тура столкнулась с рядом сложнейших вызовов. Беспрецедент­ные масштабы социокультурных изменений, развитие процес­сов глобализации, усиление инокультурного влияния, а также влияния средств массовой информации, повышающийся уро­вень социокультурной дифференциации - все эти факторы ста­вят российскую культуру перед угрозой смены идентичности. В условиях социокультурного перехода наблюдаются существен­ные разрывы в представлениях о культурном пространстве и вре­мени. Это проявляется, в частности, в резком сужении простран­ства идентичности до узколокального уровня (кланового, кор­поративного, этноцентричного и т.п.) при одновременном усилении глобального мышления. В восприятии культурного кремени наблюдаются тенденции разрушения смыслового един

ства между прошлым, настоящим и будущим. Для более глубоко­го понимания оснований цивилизационной интеграции необхо­димо рассмотреть вопросы смыслового освоения пространства и времени.

Социальное пространство, вписанное в пространство био­сферы, обладает особым человеческим смыслом. Оно функ­ционально расчленено на ряд подпространств, характер кото­рых и их взаимосвязь исторически меняются по мере развития общества. Особенность социального пространства заключается в том, что мир вещей культуры, окружающих человека, их пространственная организация обладает надприродными, со­циально значимыми характеристиками. Целостная система со­циальной жизни имеет свою пространственную архитектонику, которая не сводится только к отношениям материальных ве­щей, но включает их отношение к человеку, его социальные связи и те смыслы, которые фиксируются в системе обществен­но значимых идей.

Специфика социального пространства тесно связана со спе­цификой социального времени, которое является внутренним временем общественной жизни и как бы вписано во внешнее по отношению к нему время природных процессов.

Социальное время - это количественная оценка пути, прой­денного человечеством, мера изменчивости общественных про­цессов, исторически возникающих преобразований в жизни людей. На ранних стадиях общественного развития ритмы со­циальных процессов были замедленными.

Родоплеменные общества и пришедшие им на смену первые цивилизации древнего мира на протяжении многих столетий вос­производили определенный уклад социальной жизни. Социаль­ное время в этих обществах носило квазициклический характер, ориентиром общественной практики служило повторение уже на­копленного опыта, воспроизводство действий и поступков про­шлого, которые выступали в форме традиций и часто носили са­кральный характер . Линейно направленное историче­ское время проявляется наиболее отчетливо в обществе Нового времени, характеризующемся ускорением развития всей системы социальных процессов. Еще в большей мере это ускорение свой­ственно современной эпохе.

Выявление роли пространственно-временных факторов в со­временной социокультурной динамике приобретает особую зна­чимость в условиях радикального изменения представлений о пространстве и времени, связанного с глобализацией. Глобализа­ция и локализация диктуют новые требования к осмыслению про­блем цивилизационно-культурной идентичности. Многие из этих проблем могут быть решены в рамках пространственно-времен­ного, хронотопического (по выражению М.М. Бахтина) анализа современной цивилизации.

Категориям «пространство» и «время» отводится важное место в теории цивилизаций. Для любой цивилизации, если рассматривать ее в русле культурно-исторического подхода, ха­рактерны пространственно-временные характеристики, отра­жающие глубокую взаимосвязь культуры и соответствующего «месторазвития» (П.Н. Савицкий) или ландшафта (Л.Н. Гуми­лев), которые и задают пределы вариативности временных рит­мов. В этом смысле, по мнению А.С. Панарина, цивилизаци­онная парадигма «реабилитирует» категорию пространства и противостоит стадиальным прогрессистским концепциям, ос­нованным на вере в преодоление любых пространственных раз­личий с течением времени . Каждая локальная цивилизация описывается так же как хранитель времени, которое отражает соответствующую данной цивилизации историю, связыва­ющую прошлое, настоящее и будущее, а также «вечные» цен­ности.

Особое значение в связи с анализом методологических осно­ваний современной теории социального пространства и времени имеет наследие Бахтина. В своих работах он представил теорети­ческое обоснование понятия «хронотоп», отражающего смысло­вое единство пространственно-временного континуума, а также показал роль хронотопической определенности в процессах смыслообразования. Хронотопом (дословно «времяпространст- во») Бахтин называл «существующую взаимосвязь временных и пространственных отношений, художественно освоенных в ли­тературе» . Хронотопы концентрируют различные вре­менные реальности: время человеческой жизни, историческое время, представления о Вечности и являются своеобразным структурирующим основанием смыслового пространства, в ко­торое вписываются значения каждого конкретного события.

«Приметы времени раскрываются в пространстве, и пространст­во осмысливается и изменяется временем», - отмечал Бахтин, полагая, что живое созерцание «схватывает хронотоп во всей его целостности и полноте», а наши художественные представления «пронизаны хронотопическими представлениями разных степе­ней и объемов» . Это создает возможность осмысливать события, цепочки связей (сюжетные линии) через хронотоп, ко­торый служит преимущественной точкой означивания и смы­словой конкретизации тех или иных событий и процессов. При этом каждый хронотоп включает в себя множество относящихся к более мелким пространственно-временным масштабам хроно­топов конкретных событий и процессов, которые в свою очередь интегрируются в общую, относительно целостную хронотопиче- скую модель. В структуре этой модели отдельные хронотопы мо­гут включаться друг в друга, контрастировать, сосуществовать, переплетаться, сменяться и т.д. Бахтин характеризовал отноше­ния между хронотопами как диалогические (в широком понима­нии).

Понятие хронотопа приложимо и к оценке существующих культур и цивилизаций. С точки зрения хронотопического анали­за современные цивилизации предстают как внутренне неодно­родные в культурно-пространственном отношении. Каждый эт­нос, полагал Гумилев, несет в себе характерные черты, сформиро­вавшиеся в условиях определенного ландшафта. При переселении или расселении этносы ищут себе соответствующие их культур­ным особенностям области: «Угры расселялись по лесам, тюрки и монголы - по степям, русские, осваивая Сибирь, заселяли лесо­степную полосу и берега рек» .

Сложное взаимодействие любой цивилизации со своей про­странственной средой определяет специфику означивания про­странства и протекания культурного времени. В различных куль­турах (в том числе в рамках одной цивилизации) существуют свои, специфические варианты осмысления времени. Речь может идти о разной глубине осознания времени, о различиях в характере вре­менных изменений, выстраивании акцентов на прошлом, насто­ящем или будущем, о предпочтении стабильности и порядка или изменений и разнообразия. Гумилев отмечал, что в разных культу­рах и цивилизациях люди ведут отсчет времени сообразно собст­венным потребностям. Если они не применяют сложные системы

отсчета, то не потому, что не умеют, а потому, что не видят в этом смысла. Так, тюрки ввели линейную хронологию, когда оказались во главе огромной державы, но как только каганат пал, они верну­лись к циклическому отсчету времени. В этом плане важны не сис­темы отсчета, а их разнообразие, которое и характеризует степень сложности культуры. Гумилев выделял фенологическую систему отсчета времени, необходимую для приспособления коллектива к явлениям природы; цикличный календарь, использующийся для фиксации повседневных событий; «живую хронологию» - для обозначения событий в пределах жизни одного поколения; ли­нейный отсчет времени - для политических и деловых целей и т.д. Кроме того, время может подразделяться на отдельные эпохи, ко­торые так или иначе отражены в общественном сознании .

Цивилизация хранит время, связывая прошлое, настоящее и будущее, создавая тем самым особое - надчеловеческое, надэтни- ческое, надлокальное измерение времени, выраженное в большой традиции и характерных представлениях об историческом про­цессе и оказывающее значительное влияние в том числе и на по­вседневную жизнь . С этим связаны не только развитые системы восприятия и отсчета времени, существующие в каждой цивилизации, но и представления о неподвластных времени «веч­ных» ценностях, образах и смыслах, которые составляют сакраль­ную сферу цивилизационной регуляции.

БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК

1. Бахтин М.М. Эпос и роман. СПб., 2000.

2. Бердяев Н.Л. Судьба России. М., 1990.

3. Горин Д.Г. Пространство и время в динамике российской цивилиза­ции. М., 2003.

4. Гумилев Л. Н. Этносфера: История людей и история природы. М., 1993.

5. Гуссерль Э. Кризис европейского человечества и философия // Вопро­сы философии. 1986. № 3.

6. Панарин Л. С. Россия в циклах мировой истории. М., 1999.

7. Хайдеггер М. Искусство и пространство// Самосознание европейской культуры XX века. М., 1991.

8. Эл и аде М. Миф о вечном возвращении. Архетипы и повторяемость. СПб., 1998.

9. Ясперс К. Смысл и назначение истории. М., 1991.